Мюргит

Мирра Лохвицкая

	1.
Проснувшись рано, встал Жако, шагнул через забор.
Заря окрасила едва вершины дальних гор.
В траве кузнечик стрекотал, жужжал пчелиный рой,
Над миром благовест гудел – и плыл туман сырой.
Идет Жако и песнь поет; звенит его коса;
За ним подкошенных цветов ложится полоса.
И слышит он в густой траве хрустальный голосок:
«Жако, Жако! иль ты меня подкосишь, как цветок?»

Взглянул Жако, – сидит в траве красавица Мюргит,
Одними кудрями ее роскошный стан прикрыт.
Два крупных локона, черней вороньего крыла,
Как рожки вьются надо лбом; как мрамор, грудь бела;
Темней фиалки лепестков лиловые глаза;
Сама рыдает, – а с ресниц не скатится слеза.
Уста – румяные, как кровь; в лице – кровинки нет.
Вокруг руки свилась змея – и блещет, как браслет.
«Кой черт занес тебя сюда?» – смеясь, спросил Жако.
«Везла я в город продавать сыры и молоко.
Взбесился ослик и сбежал, – не знаю, где найти.
Дай мне накинуть что-нибудь, прикрой и приюти».
«Э, полно врать!» – вскричал Жако, – какие там сыры?
Кто едет в город нагишом до утренней поры?
Тут, видно, дело не спроста. Рассмотрят на суду.
Чтоб мне души не погубить, – к префекту я пойду».

«Тебе откроюсь я, Жако», – заплакала она:
« Меня по воздуху носил на шабаш Сатана.
Там в пляске время провели, – потом запел петух.
Меня домой через поля понес лукавый дух.
Вдруг, снизу колокол завыл, – метнулся Сатана.
В траву, как пух, слетела я. Вот вся моя вина.
О, горе мне! То – не заря, то – мой костер горит!
Молчи, Жако! Не погуби красавицу Мюргит!»

	2.

Гудят-поют колокола, плывет могучий звон.
Вельможи, чернь – и стар и млад – спешат со всех сторон.
Все лавки заперты; на казнь глазеть пошли купцы.
Бежит молва, разносит весть, несет во все концы.
Несется радостная весть, сплочается народ.
За Маргариту молит клир и певчих хор поет.
Во всех приходах за нее по сотне свеч горит.
«Во славу Бога» ныне жгут красавицу Мюргит.
«Эй, расступись, честной народ!» – Расхлынула волна.
Монахи с пением кадят и между них – она.
Идет. Спадает грубый холст с лилейного плеча;
Дымясь, в руках ее горит пудовая свеча.
Доносчик тут же; вслед за ней, как бык, ревет Жако:
«Прости, прости меня, Мюргит, – и будет мне легко!
Души своей не загубил, – суду про все донес
А что-то сердцу тяжело и жаль тебя до слез».

Лиловым взором повела красавица Мюргит:
«Отстань, дурак!» – ему она сквозь зубы говорит –
Не время плакать и тужить, когда костер готов.
Хоть до него мне не слыхать твоих дурацких слов».
Но все сильней вопит Жако и с воплем говорит:
«Эх, что мне жизнь! Эх, что мне свет, когда в нем нет Мюргит!
Скажу, что ложен мой донос, и вырву из огня.
Я за тебя на смерть пойду – лишь поцелуй меня!»

Блеснула жемчугом зубов красавица Мюргит,
Зарделся маком бледный цвет нетронутых ланит, –
В усмешке гордой, зло скривясь, раздвинулись уста, –
И стала страшною ее земная красота.
«Я душу дьяволу предам и вечному огню,
Но мира жалкого рабом себя не оскверню.
И никогда, и никогда, покуда свет стоит,
Не целовать тебе вовек красавицу Мюргит!»


том 4, 1900–1902 гг.