Гость

Владимир Набоков

Хоть притупилась шпага, и сутулей
    вхожу в сады, и запылен
мой черный плащ, — душа все тот же улей
    случайно-сладостных имен.

И ни одна не ведает, внимая
    моей заученной мольбе,
что рядом склеп, где статуя немая,
    воспоминанье о тебе.

О, смена встреч, обманы вдохновенья.
    В обманах смысл и сладость есть:
не жажда невозможного забвенья,
    а увлекательная месть.

И вот душа вздыхает, как живая,
    при убедительной луне,
в живой душе искусно вызывая
    все то, что умерло во мне.

Но только с пей поникну в сумрак сладкий
    и дивно задрожит ока,
тройным ударом мраморной перчатки
    вдруг будет дверь потрясена.

И вспомнится испанское сказанье,
    и тяжко из загробных стран
смертельное любви воспоминанье
    войдет, как белый великан.

Оно сожмет, торжественно, без слова,
    мне сердце дланью ледяной,
и пламенные пропасти былого
    вдруг распахнутся предо мной.

Но, не поняв, что сердцу нежеланна,
    что сердце темное мертво,
доверчиво лепечет Донна Анна,
    не видя гостя моего.

1924